Вот и не верь после этого Брэдбери и тёте Маше. А ведь ссора то разгорелась и не
шуточная. Особенно после того как мама сообщила что моё лечение по курсовке прод
литься 24 дня. И закончится если сегодня 19 августа 1974 года, где то в середине Сентября.
- Як у середыне Сентября, прочиталось у меня в сознании, то,  что  было написано у бедной Марины в глазах...
- А как же  школа.
- Как же ж,  уроки..
- А ты чем думала когда ехала сюда, сверкнуло у бати в подсознании, с весьма не лесными эпитетами.
- Мы будем здесь до конца лечебного курса и точка, сказал папа.
- Тогда, я  поеду домой одна, сказала Марина уткнувшись в стену на которой красова лись олени.
Всё последующее время  лечения меня в Евпатории, Марина позиционировала себя, как бы сейчас сказали, Светской львицей. Прикупив дорогущий купаьник \обтягиващий талию\ черные  очки аля \тогда еще будущей\ черепахи тартилы. Сестра моя выглядела сногсшибателььно.  Хотя бы для меня, не вплане вульгарности, а в плане красоты,    возбаждающий мужской ум, к написанию стихов,  или нарисованию чего либо.  Я  в ту пору, мысленно, начал  рисовать.  Нет не женское тело, а  достопримечательности Евпатории. Которую полюбил, всем сердцем, всей душой, всеми нервами своего организ ма,  где я своё сердце оставил. Навсегда. Навеки вечные.  Посмертно..
Всё дальнейшее  прибывание в городе-курорте, проходило двояко. С точки зрения папы с мамой, безобразно и пошло,  потому-что Марина только красовалась собой, не сколь ко не помогая им  \меня лечить\. И с моей, где я ловил кайф от красоты и вдохнове  ния. От её изысканой подачи себя, как девушки прилетевшей невесть откуда. Начитного человека, ЗНАВШЕГО  А. Грина, и  А.Блока. И вообще  красивую  девочку,  которой  можно было  восхитится...
 Чем быстрее приближалось первое сентября, тем меня больше одолевало жуткое пред чувствие большого скандала, который разразился 30 августа когда пришло письмо из
Иркутска призывающее папу с мамой возвращаться домой, в связи с началом Нового учебного года, пропускать который нельзя.
- А витькин курс лечения прерывать можно. С театральной интонацией артиста Олега Борисова, читающего по радиостанции Ангара, роман Антона Семёновича Макаренко Пе дагогическая поэма, сказал батя.
И что же тут  поделаешь, супротив общественности, да ничего. Поскрежетал батя зуб
ами, под мышкой у мами, и начал сбираться домой,дабы любимая племяница не дай Бог, не отстала от школы.
Возвращались мы в Москву, в разных плацкартных вагонах. По  иронии судьбы, мы с ма мой, ехали в 9-ом. А папа с Мариной в 11-ом. Об чём они там с ним общалились, одно
ному Богу известно. Но мордобоя, с понурыми лицами не было, и на том спасибо, го
воря по чеховски. Хотя после приезда, после приезда и рюммки выпитой, батя Марину почему то называл Гезой. И торжественно клялся, в КРЫМ он  поедет в дальнейшем то лько со свой семьёй, при наличии денег, которых он заработает любой ценой. Лишь бы побывать ещё раз у  Чёрного  мо-о-р-я, как пел  его любимый Леонид Утёсов.
И папа своё слово сдержал. С 1975 по 1980, мы ездили с Божеией помощью. И так уда чно. Что завидовали многие наши родственники, особенно Колька, так никуда и не съездевший в своей жизни кроме Станции Борзе, где проходил службу в армии.